– Король Бенедикт, – прошептала Эви. Сердце упало, в лицо бросился жар, перед глазами заплясали чёрные точки. – Ты всё это время работал на короля?

Этого она вынести не могла. Эта правда, жутчайшая из всех, уносила её в море отчаяния, чтобы жестоко утопить там.

С той стороны тишины всё на миг затихло, а потом отец сказал:

– Эванджелина, открой дверь, и я объясню.

Эви помедлила, но ей нужно было видеть лицо отца, единственного человека, которому она доверяла свою безопасность и благополучие, когда тот скажет, что предал её.

Она спросила лишь одно, когда убрала стул и осторожно открыла дверь:

– Это ты подложил бомбу?

Вопрос ошеломил его, он медленно попятился в кабинет, нашёл упавший стул, сел.

Эви вошла следом и заняла ближайший к двери угол.

– Спрошу ещё раз. Вдруг ты не расслышал, – холодно произнесла она. – Это ты подложил бомбу, которая едва меня не убила?

Слова были резкие, убийственные, и отец это понял. Он смотрел так, будто не узнаёт – что ж, у неё были аналогичные трудности.

Глубоко вздохнув, он сдавил виски.

– Да. Я.

– Как…

– Ты пометила все входы в своей сраной книжке. Я сообщил королю Бенедикту, куда ударить в нужное время, чтобы убедиться, что твой… босс… не помешает.

– Убить меня!

– Тихо! – шикнул человек, которого она больше не узнавала, и приподнялся, но замер, увидев страх в её глазах. – Сама сестру разбудишь.

– Боишься, что она узнает, в какое чудовище ты превратился? – с отвращением, сочащимся с каждого слова, спросила Эви.

Отца затрясло. Словно его так обуревали чувства, что тело уже не справлялось.

– Я? Чудовище? – снова шептал он, так удивлённо, а потом усмехнулся. – Это мерзкое подобие человека, с которым ты спуталась, – вот кто чудовище, а не я.

– Это «чудовище» – единственная причина, почему нас не выкинули на улицу! Причина, почему ты вообще ещё жив, спасибо его лекарствам! – Эви старалась говорить взвешенно, но обнаружила, что так всё равно можно швырять в отца слова, будто ножи. – А он… У него есть свои причины. И у меня тоже. Я сделала то, что должна. Ради семьи. – Она покачала головой, расправила плечи и выпрямилась. – Я не стыжусь.

– Тебе не пришлось бы ничего этого делать, прими ты предложение мистера Варсена!

Отец повёл плечами, смотря на неё невидящим, подёрнутым дымкой взглядом.

А Эви вытаращилась на него, осознавая, что говорит отец, в чём признаётся. Она падала в зияющую тёмную бездну, и не за что было схватиться.

– Ты знал. – Голос надломился, к её досаде. – Ты знал, что мистер Варсен попытается на меня напасть?

– Ну что ты устраиваешь драму, Эванджелина. – Отец с отвращением махнул рукой. – Он пришёл, предложил доплату за пару ночей в неделю в твоей компании.

– Ты вообще сам себя слышишь? – Слёзы уже катились по лицу, Эви вытерла их и заметила, что пальцы онемели. – Тебе совсем наплевать, что он меня чуть не убил?

– Вечно ты так.

В жизни Эви часто бывали моменты, когда ей казалось, будто на неё смотрят свысока, и ощущала себя со своими мыслями и чувствами незрелой, глупой, несерьёзной. До такой степени, что, даже если она ощущала себя совершенно сильной и уверенной в своих словах, её не слушали, на неё не обращали внимания.

Её вычёркивали.

– Вечно раздуваешь из мухи слона, вечно все вокруг тебе виноваты. – Отец сплюнул в тлеющий камин. – Мать твоя была такая же.

– Не смей говорить о ней, – велела Эви, едва слыша саму себя.

– Что, теперь твоя матушка – святая? – рассмеялся Гриффин Сэйдж, затих, потом хохотнул снова. – Она ж твоего брата убила.

Эви вздрогнула.

– Бросила вас с Лиссой. – Он ухмылялся, довольный своими аргументами.

– Это первое письмо от неё с тех пор, как она ушла? – спросила Эви, глядя ему прямо в глаза.

Отец замер.

– Так и думала. – Эви рассмеялась, но улыбнулась потом печально. – А теперь ты потерял не только жену, но и старшую дочь. Поздравляю. – Она медленно хлопнула пару раз в ладоши, подошла к окну, вслушалась в дробь вечернего дождя и подарила себе мгновение мирной тишины. Точнее, злобной тишины: её одолевало желание оторвать отцу голову.

Но она не сомневалась, что это расстроило бы Лиссу, так что она решила не причинять сестре больше страданий, чем та уже перенесла.

– Я не хотел этого.

– Правда? Если меня пытаются продать в качестве секс-обслуги без моего согласия, а заодно подкидывают бомбу мне на работу, прекрасно зная, что я могу погибнуть… Сдаётся мне, это не самые чистые мотивы, правда? – Эви пожала плечами.

Отец подошёл ближе, и она не остановила его. Тени легли ему на лицо, а светлые глаза, так похожие на её собственные, гневно сверкали.

– Я потерял тебя в тот миг, когда ты связалась с этим человеком. Дальнейшая твоя судьба, хоть и разбивает мне сердце, от меня уже не зависит.

Эви шмыгнула носом и вновь рассмеялась.

– Ты не просто предал, но ещё и умудрился обвинить в этом меня же! Что бы я ни сделала, я пошла на это только потому, что ты болеешь! – взорвалась она.

– Я не болел! – закричал он в ответ. Глаза налились кровью.

Эви застыла. Слова медленно пробирались в мозг, пока она пыталась отдышаться. Было больно. Как от яда.

– В каком смысле… не болел? – Слыша в ушах только треск пламени, Эви сделала ещё шаг навстречу и заметила, как на немолодом лице отца мелькнула тень стыда.

– Я не болел Неведомой болезнью. Соврал.

В груди что-то царапалось, словно пламя пыталось прорваться сквозь кожу. Дым наполнил лёгкие, мешая дышать. Ей, наверное, послышалось.

– Как это?.. Я видела, что ты болеешь. Приходил целитель, осматривал тебя.

Душа Эви начала отделяться от тела – наверное, чтобы сберечь что осталось. Ведь если такова новая реальность, в которой отец притворился, будто болен хворью, которая разрушала семьи по всему королевству, которая уничтожала её семью последние три года…

– Я приплатил целителю, чтобы он сказал вам и всей деревне, что я болен, – ради алиби. – Он заложил руки за спину, Эви отступила на шаг назад. – Я думал, прикрытием послужит мясная лавка, но она начала мешать настоящему делу.

– И что же это за дело? – сдавленным шёпотом спросила Эви.

Гриффин пятился, пока не отошёл за стол. Наклонился, сдвинул фальшивую стенку. Выпрямился со шлемом в руках. Рыцарским шлемом.

Он блестел серебром.

– Это же…

– Я был и остаюсь рыцарем Славной Гвардии короля Бенедикта, – гордо сказал он, держа шлем как величайшую драгоценность в мире. В своем мире.

– Как ты мог? – Голос срывался, она смотрела на отца сквозь пелену непролитых слёз. – Обманул нас с Лиссой, а мы думали, что ты страдаешь! Взвалил на меня долг зарабатывать деньги на всех!

– Мы никогда не нуждались в деньгах. У меня их много. – Раскаяния он не выказывал.

– Только ты держал их при себе! – Эви чувствовала, как по щекам катятся слёзы, боль терзает грудь, а слова сами рвутся изо рта. – Зачем тебе это? Зачем ты предлагал меня Отто Варсену? Просто зачем?

– Моя личная часть работы для короля Бенедикта всегда была тайной – под прикрытием. Поэтому я солгал, что оставил службу. Никто не должен был знать, что я гвардеец. Нужно было оставаться никому не известным, но уметь исчезать, когда надо. Нужно было что-то такое, что прикрывало бы меня долгое время, чтобы никто ничего не заподозрил. Когда я узнал, что сосед заболел, я всё придумал.

– Какой же ты гад!

– Следи за языком! – Отец вскинул голову, уставился на неё.

– Нет.

Глаза Гриффина округлились на такой резкий ответ, но потом он сощурился.

– Следовало бы молить о прощении. Отто Варсен хотел на тебе жениться, а ты его отвергла.

Эви сухо, невесело рассмеялась:

– Надо думать, тебе даже в голову не приходило спросить, чего хочется мне?

– Полагаю, ты уже доказала, что не способна сама принимать такие решения. Прямо как мать, – усмехнулся отец.

– Что ты с ней сделал?